Первое, что приходит в голову, когда читаешь новый роман Платона Беседина «Дети декабря» — это обман. Нет, война на Донбассе, мир в Крыму и воспоминания детства и юности у него описаны вполне достоверно, наверное, многие могли бы подтвердить слово в слово, что именно так и было.

Обстрелы, разруха, очереди на пропускных пунктах. Так в чем же обман?

А ведь он — это главное, что движет главным героем на протяжении всех четырех разделов, озаглавленных, словно старые песни о главном.

«Стучаться в двери травы» напоминает об Уитмене, «Воскрешение мумий» — Эдгара По, «Дети декабря» — название альбома «Аквариума», а все вместе — какую-то большую Книгу жизни, в которой не свалены в кучу воспоминания, рефлексии, зарисовки, а произведена тщательная классификация и даже ревизия прошлого и настоящего. Будущее в каждой из глав — под вопросом, оно как бы ускользает от рассказчика, переходя в следующий рассказ с узнаваемым героем.

Так в чем же все-таки обман? Герой правдиво описывает все, что он на самом деле видел и пережил в разных сюжетных «воплощениях» — подростком в Донецке, юношей в Симферополе, мужем и отцом в Киеве, где он участвовал в Антимайдане, покупал квартиру, и откуда бежал в Крым. Но впечатление такое, будто он сам не верит увиденному, не хочет принять действительность такой, какой она ему является. Даже, устав от пропаганды с обеих сторон, он все равно едет в горячие точки страны, чтобы самому убедиться в правдивости телевизионной картинки.

И везде, во всех главах романа — мучится, раздумывает, не верит. Как же так — лучший друг, и вдруг по ту сторону баррикад? Может, еще можно все объяснить?

«— Так вот, — прикуриваю новую сигарету, — если мы стремимся в Европу, то напомню, что одна из главных европейских ценностей — это терпимость, уважение к иному мнению, культуре, языку, право на альтернативную точку зрения… — Ну так и уважайте нас! — кричит Игорь, дискутируя ломом, а я свой оставил дома. — Чего в Киев припёрся? — Приехал, чтобы увидеть реальную картину. Не телевизионную. — Сел на поезд и приехал, да? — Нет, на автобусе. С антимайдановцами».

Перефразируя известного барда, можно сказать, что взгляд на мир у героя не наивен, но искренен, он тянется к людям, верит слухам, надеется на лучшее.

На страну, напомним, он смотрит так, «как смотрят дети», и отнюдь не винит «того, кто раньше с нею был», а пытается, опять-таки понять и объяснить самому себе суть происходящего. Мирно, без агрессии, даже сочувствующе — недаром книга Беседина названа «антивоенным романом» — есть и такая «воинствующая» позиция на этом свете.

Но в том-то и дело, что, даже увидев, услышав и почувствовав на собственной шкуре «правду жизни» — его бьют в киевской квартире за правду о русских, он чуть не гибнет в метафизическом омуте русской литературы («Мелкий бес» Сологуба доводит его до сумасшествия) — герой романа (его собирательный, конечно, образ) все равно пристально вглядывается в действительность.

Будто не верит своим ушам, глазам, всем органам чувств, включительно с замирающей то от страха, то от тоски душой.

«Мы все тогда мало что понимали, — вспоминает он. — Киев тянул в одну сторону, Москва — в другую. А изнутри бодало воспоминание: «Так было уже — в две тысячи четвёртом году». И швы плохо скреплённой украинской действительности с треском расходились, семьи рушились из-за лобового столкновения глупости с глупостью».

Болезненной темой проходит в романе «семейная» линия, напоминающая настроения в стране — грудная плачущая дочь, уставшая ироничная жена, которая по ходу действия постоянно названивает, на самом деле, выдергивая героя из морока сновидений, алкогольных трипов, просто тревожной реальности, как во время пьянки то ли в одиночку в Киеве, то ли на пару с известным писателем в Мисхоре.

Именно семейная «тема» и расставляет порой все точки над «и», когда отчаявшийся герой тянется домой, словно к своим корням, и не может дойти, не изведав по пути «правды жизни» — то ли со случайным попутчиком, то ли с тревожной книгой.

«Идти до дома минут пятьдесят, час, не больше, — останавливается он вдруг. — Так откуда это дурное волнение, откуда эта бестолковая суета? Есть нечто паническое внутри — щемящее, бодающее, нарушающее целостность всей системы. Оттого бередит въедливая необходимость позвонить, сообщить, что всё хорошо; всё хорошо, слышите?»

Родина слышит, но чтобы докричаться до нее, надо бежать — неизвестно куда, но надо. И роман не зря называется «Дети декабря», нам то и дело напоминают о «зимнем» возвращении домой — в теплое детство, под крышу дома.

«Ну, без денег, ну, без связи, но ведь не мальчик уже — штанишки коротки, рубашечка помята», — бодрится герой.

И пока он бежит, литература продолжается.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>